Существенный объединяющий фактор, негативный эффект от которого накопился за десятилетия, - склонность политиков во всем мире обещать электорату улучшение стандартов жизни.
Желание что-нибудь отщипнуть у частного бизнеса проявляется повсеместно и иногда угрожает системе в целом.
Саймон Вайн, управляющий директор Альфа-банка Ведомости 27.06.2012
Призрак, который бродит сегодня по странам Запада, - это призрак пессимизма. Греция демонстрирует, как долговая яма выглядит для нации в реальности, а не в <страшилках> консервативных экономистов. Все смотрят на нее и думают: минует ли их чаша сия.
Европейская склонность к социализму и американский акцент на либертарианство, лежавшие в основе политики в течение десятилетий перед кризисом, - по сути своей очень разные направления развития общества. Поэтому встает вопрос: как обе эти несовпадающие концепции привели фактически к одному и тому же результату? В этом можно винить глобализацию, банкиров и т. д., но все-таки в огромные долги правительства влезли сами. Что их к этому подтолкнуло, почему они дали развиться дисбалансам в финансах? Что стоит за всей ситуацией в целом и что она за собой влечет?
Существенный объединяющий фактор, негативный эффект от которого накопился за десятилетия, - склонность политиков во всем мире обещать электорату улучшение стандартов жизни. Но более вероятный ответ - комбинация таких факторов, как демография, производительность труда и рост сбережений в Азии.
Все страны Запада почти одновременно проходят одну демографическую тенденцию: население стареет. Поскольку пропорция населения, платящего налоги, уменьшается, а потребляющего - растет, при увеличивающихся пенсионных расходах возникает бюджетная дыра. Чтобы ее закрыть, нужно найти источник экономического роста. Одним из основных в годы перед кризисом был рост финансового сектора. Например, в Великобритании за предкризисное десятилетие темпы роста банковского сектора более в чем в два раза обгоняли темпы роста экономики в целом. МВФ и другие авторитетные международные организации рекомендовали всем странам развивать финансовый сектор, поскольку он создавал высокооплачиваемые места и стимулировал другие сегменты экономики. Политикам эта идея однозначно нравилась.
После кризиса финансовый сектор стал политической обузой и теперь сжимается как пузырь в любой индустрии в прошлом. Вместе с ним пропадает стимулирующий эффект для экономики в целом, и она остается со стареющим населением. То есть страны остались с проблемами, связанными с ухудшением демографии, но без балансирующих факторов.
Подобную масштабность проблем финансового сектора мало кто ожидал. Но проблема с демографией была известна давно. Чтобы изыскать средства, правительства США и Европы, похоже, апробируют метод, которым пользовались их предшественники на протяжении тысячелетий: они понижают покупательную способность денег, девальвируя вместе с ними и размеры долга. В прошлом это достигалось снижением количества металла в монетах. Сегодня сбережения девальвируют путем снижения ставок по ним при одновременном увеличении стоимости услуг публичного сектора.
Изощренная монетарная политика вынуждает старшие поколения избирателей, которые когда-то пользовались дарами политиков, незаметно расплачиваться с правительствами. При этом последние не имеют возможности создавать рабочие места для их детей и фактически пытаются достичь некой стабильности для их внуков. Происходит брутальная расплата поколений, которые избирали популистов. Одновременно в кабинетах политиков идет негласный торг, какой кусок благосостояния достанется какому поколению и в какой момент их жизни, т. е. голоса какого поколения им важнее для победы на следующих выборах.
Однако к началу следующего десятилетия ожидается возрастание пропорции работоспособного (и платежеспособного) населения. То есть проблема демографии станет менее острой в странах Старого и Нового Света. Но к тому времени еще острее станет проблема занятости, связанная с ростом производительности труда. Уже сегодня все больше высокооплачиваемых рабочих мест европейцы и американцы проигрывают машинам, а не азиатам. То есть не факт, что мир вернется на круги своя даже вместе с позитивной волной демографии.
Третий базовый фактор долгосрочной нестабильности - скорость потребления нациями, имеющими богатство. <Старые деньги> - американцы и европейцы, как известно, помогали мировой экономике путем значительного потребления. Новые азиатские владельцы богатства тратить его не спешат. Более того, поскольку азиатские экономики продолжают оставаться экспортно-ориентированными, страх перед ослаблением их основных торговых партнеров ведет к еще меньшей склонности тратить. Таким образом, нарушилась некая историческая взаимосвязь капитала и потребления, а это влияет и на динамику развития бизнеса, и на кредитный цикл, и на создание рабочих мест по всему миру.
Цельный подход к выходу из текущих проблем традиционными способами пока не просматривается. Но некая верхнеуровневая тенденция начала вырисовываться. Несмотря на то что правительства не пользуются доверием (что показала повсеместная послекризисная смена правящих партий), население склонно все равно доверять решение своих проблем в большей степени бюрократам, чем предпринимательскому классу, во всяком случае в Европе.
Такой выбор означает, что следующим витком будет усиление политической власти, большая социализация экономик. С одной стороны, это кажется быстрым решением проблем. Однако обычно уже в среднесрочной перспективе государства подтверждают, что они неэффективны в управлении экономикой. Это особенно видно сегодня: рост экономики все больше становится заботой политиков, но из политических соображений они в первую очередь <заботятся> о справедливости и лишают стимулов тех, кто способен возглавить возрождение экономики. Отсюда, например, желание решить текущие фискальные проблемы за счет роста налогообложения <богачей>, т. е. в значительной мере предпринимателей, что приведет к потере теми интереса к риску новых вложений. Таким образом, долгосрочное стимулирование экономики приносится в жертву сиюминутной политической выгоде.
Желание что-нибудь отщипнуть у частного бизнеса проявляется повсеместно и иногда угрожает системе в целом. Последняя такая угроза проявилась в изменении политики европейских финансовых властей в отношении <старшего> банковского долга. Вопрос кажется техническим, но он способен в кратчайший срок дестабилизировать финансовые рынки подобно тому, как это сделал технический вопрос о методике переоценки долгов на балансах европейских банков в августе прошлого года. <Старший долг> - это тот , который до последнего времени считался неприкосновенным. То есть инвесторы, финансирующие банки, считали, что в случае проблем банков правительства не будут настаивать на <помощи частного сектора>, как они это сделали в случае Греции. Осенью правительства не раз подтверждали этот подход. Теперь эта тема пересматривается. Однако вся концепция LTRO (пакета мер по финансированию, предоставляемому ЕЦБ банкам стран еврозоны) основана на том, что банки снова готовы финансировать долги правительств проблемных стран. Эти долги не пользуются доверием, и, уже понеся из-за них существенные потери, банки вряд ли были бы готовы их покупать. Инвесторы же приобретали банковские долги, считая, что де-факто они застрахованы наравне с депозитами. Если эта позиция будет пересмотрена, во-первых, долги большинства банков перестанут покупать, во-вторых, инвесторы потеряют деньги на существующих. Поскольку самые крупные держатели долга - пенсионные и сберегательные фонды, то эти потери - еще один скрытый налог на граждан Европы. В результате правительства могут оказаться в полном одиночестве перед лицом нового витка банковского кризиса.
Вспоминая крылатую фразу времен зарождения коммунизма <политика - это концентрированное выражение экономики> и наблюдая за проблемами, которые порождает возросшая роль государственного управления рынками, понимаешь, что в эпоху смешанной экономики с очень сильным социалистическим уклоном не экономика диктует политикам, а политика диктует капиталу жесткие установки. Иначе говоря, если бы экономическая ситуация была не такая многосложная, а политики были <рациональными>, они бы в своей политической стратегии отражали экономические реалии. Но они не более <рациональны>, чем <рациональные инвесторы>.
Если кристаллизовать действия правительств и чаяния избирателей, то можно сказать, что весь развитый мир ведет поиск нового соотношения между капиталом и обществом, а точнее, между предпринимателями и бюрократами. Скорее всего, пока некий баланс не будет найден, системный рост не начнется. На текущем этапе капитал битву проиграл. Американцы бьют тревогу и, возможно, на ноябрьских выборах развернут ситуацию. В Европе, похоже, ситуация будет развиваться по другому сценарию. Пройдет несколько лет под знаком централизации экономики в руках правительств, олицетворяемой политикой Франсуа Олланда. Затем избиратели потребуют от правительств реальных рабочих мест. Будут созданы новые агентства, которые, как и при президенте Обаме, скорее всего не обнаружат проектов, готовых к реализации, так как бюрократы не смогут их подготовить. Тогда изберут тех, кто будет готов создать условия для возвращения на сцену капитала. На это потребуется три-четыре избирательных цикла.
Существенный объединяющий фактор, негативный эффект от которого накопился за десятилетия, - склонность политиков во всем мире обещать электорату улучшение стандартов жизни.
Желание что-нибудь отщипнуть у частного бизнеса проявляется повсеместно и иногда угрожает системе в целом.
Саймон Вайн, управляющий директор Альфа-банка Ведомости 27.06.2012
Призрак, который бродит сегодня по странам Запада, - это призрак пессимизма. Греция демонстрирует, как долговая яма выглядит для нации в реальности, а не в <страшилках> консервативных экономистов. Все смотрят на нее и думают: минует ли их чаша сия.
Европейская склонность к социализму и американский акцент на либертарианство, лежавшие в основе политики в течение десятилетий перед кризисом, - по сути своей очень разные направления развития общества. Поэтому встает вопрос: как обе эти несовпадающие концепции привели фактически к одному и тому же результату? В этом можно винить глобализацию, банкиров и т. д., но все-таки в огромные долги правительства влезли сами. Что их к этому подтолкнуло, почему они дали развиться дисбалансам в финансах? Что стоит за всей ситуацией в целом и что она за собой влечет?
Существенный объединяющий фактор, негативный эффект от которого накопился за десятилетия, - склонность политиков во всем мире обещать электорату улучшение стандартов жизни. Но более вероятный ответ - комбинация таких факторов, как демография, производительность труда и рост сбережений в Азии.
Все страны Запада почти одновременно проходят одну демографическую тенденцию: население стареет. Поскольку пропорция населения, платящего налоги, уменьшается, а потребляющего - растет, при увеличивающихся пенсионных расходах возникает бюджетная дыра. Чтобы ее закрыть, нужно найти источник экономического роста. Одним из основных в годы перед кризисом был рост финансового сектора. Например, в Великобритании за предкризисное десятилетие темпы роста банковского сектора более в чем в два раза обгоняли темпы роста экономики в целом. МВФ и другие авторитетные международные организации рекомендовали всем странам развивать финансовый сектор, поскольку он создавал высокооплачиваемые места и стимулировал другие сегменты экономики. Политикам эта идея однозначно нравилась.
После кризиса финансовый сектор стал политической обузой и теперь сжимается как пузырь в любой индустрии в прошлом. Вместе с ним пропадает стимулирующий эффект для экономики в целом, и она остается со стареющим населением. То есть страны остались с проблемами, связанными с ухудшением демографии, но без балансирующих факторов.
Подобную масштабность проблем финансового сектора мало кто ожидал. Но проблема с демографией была известна давно. Чтобы изыскать средства, правительства США и Европы, похоже, апробируют метод, которым пользовались их предшественники на протяжении тысячелетий: они понижают покупательную способность денег, девальвируя вместе с ними и размеры долга. В прошлом это достигалось снижением количества металла в монетах. Сегодня сбережения девальвируют путем снижения ставок по ним при одновременном увеличении стоимости услуг публичного сектора.
Изощренная монетарная политика вынуждает старшие поколения избирателей, которые когда-то пользовались дарами политиков, незаметно расплачиваться с правительствами. При этом последние не имеют возможности создавать рабочие места для их детей и фактически пытаются достичь некой стабильности для их внуков. Происходит брутальная расплата поколений, которые избирали популистов. Одновременно в кабинетах политиков идет негласный торг, какой кусок благосостояния достанется какому поколению и в какой момент их жизни, т. е. голоса какого поколения им важнее для победы на следующих выборах.
Однако к началу следующего десятилетия ожидается возрастание пропорции работоспособного (и платежеспособного) населения. То есть проблема демографии станет менее острой в странах Старого и Нового Света. Но к тому времени еще острее станет проблема занятости, связанная с ростом производительности труда. Уже сегодня все больше высокооплачиваемых рабочих мест европейцы и американцы проигрывают машинам, а не азиатам. То есть не факт, что мир вернется на круги своя даже вместе с позитивной волной демографии.
Третий базовый фактор долгосрочной нестабильности - скорость потребления нациями, имеющими богатство. <Старые деньги> - американцы и европейцы, как известно, помогали мировой экономике путем значительного потребления. Новые азиатские владельцы богатства тратить его не спешат. Более того, поскольку азиатские экономики продолжают оставаться экспортно-ориентированными, страх перед ослаблением их основных торговых партнеров ведет к еще меньшей склонности тратить. Таким образом, нарушилась некая историческая взаимосвязь капитала и потребления, а это влияет и на динамику развития бизнеса, и на кредитный цикл, и на создание рабочих мест по всему миру.
Цельный подход к выходу из текущих проблем традиционными способами пока не просматривается. Но некая верхнеуровневая тенденция начала вырисовываться. Несмотря на то что правительства не пользуются доверием (что показала повсеместная послекризисная смена правящих партий), население склонно все равно доверять решение своих проблем в большей степени бюрократам, чем предпринимательскому классу, во всяком случае в Европе.
Такой выбор означает, что следующим витком будет усиление политической власти, большая социализация экономик. С одной стороны, это кажется быстрым решением проблем. Однако обычно уже в среднесрочной перспективе государства подтверждают, что они неэффективны в управлении экономикой. Это особенно видно сегодня: рост экономики все больше становится заботой политиков, но из политических соображений они в первую очередь <заботятся> о справедливости и лишают стимулов тех, кто способен возглавить возрождение экономики. Отсюда, например, желание решить текущие фискальные проблемы за счет роста налогообложения <богачей>, т. е. в значительной мере предпринимателей, что приведет к потере теми интереса к риску новых вложений. Таким образом, долгосрочное стимулирование экономики приносится в жертву сиюминутной политической выгоде.
Желание что-нибудь отщипнуть у частного бизнеса проявляется повсеместно и иногда угрожает системе в целом. Последняя такая угроза проявилась в изменении политики европейских финансовых властей в отношении <старшего> банковского долга. Вопрос кажется техническим, но он способен в кратчайший срок дестабилизировать финансовые рынки подобно тому, как это сделал технический вопрос о методике переоценки долгов на балансах европейских банков в августе прошлого года. <Старший долг> - это тот , который до последнего времени считался неприкосновенным. То есть инвесторы, финансирующие банки, считали, что в случае проблем банков правительства не будут настаивать на <помощи частного сектора>, как они это сделали в случае Греции. Осенью правительства не раз подтверждали этот подход. Теперь эта тема пересматривается. Однако вся концепция LTRO (пакета мер по финансированию, предоставляемому ЕЦБ банкам стран еврозоны) основана на том, что банки снова готовы финансировать долги правительств проблемных стран. Эти долги не пользуются доверием, и, уже понеся из-за них существенные потери, банки вряд ли были бы готовы их покупать. Инвесторы же приобретали банковские долги, считая, что де-факто они застрахованы наравне с депозитами. Если эта позиция будет пересмотрена, во-первых, долги большинства банков перестанут покупать, во-вторых, инвесторы потеряют деньги на существующих. Поскольку самые крупные держатели долга - пенсионные и сберегательные фонды, то эти потери - еще один скрытый налог на граждан Европы. В результате правительства могут оказаться в полном одиночестве перед лицом нового витка банковского кризиса.
Вспоминая крылатую фразу времен зарождения коммунизма <политика - это концентрированное выражение экономики> и наблюдая за проблемами, которые порождает возросшая роль государственного управления рынками, понимаешь, что в эпоху смешанной экономики с очень сильным социалистическим уклоном не экономика диктует политикам, а политика диктует капиталу жесткие установки. Иначе говоря, если бы экономическая ситуация была не такая многосложная, а политики были <рациональными>, они бы в своей политической стратегии отражали экономические реалии. Но они не более <рациональны>, чем <рациональные инвесторы>.
Если кристаллизовать действия правительств и чаяния избирателей, то можно сказать, что весь развитый мир ведет поиск нового соотношения между капиталом и обществом, а точнее, между предпринимателями и бюрократами. Скорее всего, пока некий баланс не будет найден, системный рост не начнется. На текущем этапе капитал битву проиграл. Американцы бьют тревогу и, возможно, на ноябрьских выборах развернут ситуацию. В Европе, похоже, ситуация будет развиваться по другому сценарию. Пройдет несколько лет под знаком централизации экономики в руках правительств, олицетворяемой политикой Франсуа Олланда. Затем избиратели потребуют от правительств реальных рабочих мест. Будут созданы новые агентства, которые, как и при президенте Обаме, скорее всего не обнаружат проектов, готовых к реализации, так как бюрократы не смогут их подготовить. Тогда изберут тех, кто будет готов создать условия для возвращения на сцену капитала. На это потребуется три-четыре избирательных цикла.