Если англичане верят в «свободу от правительства», французы «до сих пор любят «большое государство» и визжат от ужаса перед перспективой быть отнятыми от его груди.
Французы также платят большие профсоюзные сборы и ожидают соответствующего вознаграждения. Пенсии во Франции могут составлять до трех четвертей от зарплаты (в Великобритании — чуть больше двух пятых).
Если что и объединяет Францию с Великобританией, так это общая история обоюдного несогласия, граничащего с презрением. Реакция на европейский экономический кризис по обе стороны Ла-Манша говорит о многом.
Столкнувшись с перспективой более долгой трудовой жизни с пенсионным возрастом в 62 года, на улицы вышли миллионы французов.
Столкнувшись с обещаниями правительства не только продлить пенсионный возраст, но и сократить расходы на 19%, с потерей почти полумиллиона рабочих мест в госсекторе, с резким сокращением социальных выплат и перспективой пяти безрадостных лет строгой экономии, англичане не моргнули и глазом.
Конечно, это еще может поменяться, как, например, в конце 70-х, когда предыдущее поколение англичан с трудом пережило так называемую «зиму недовольства». Тогда забастовки проводились так часто, что на тротуарах перед домами громоздились горы мусора, а на кладбищах всерьез задумывались над проведением массовых захоронений в море.
Но с тех пор наследники профсоюзов, влияние которых при консерваторе Маргарет Тэтчер было сильно ограничено, потеряли вкус к коллективной борьбе.
«Французам, как правило, нравится ходить на демонстрации», — говорит министр финансов Франции Кристин Лагард в ответ на вопрос о разнице между национальным чертами французов и англичан.
«Речь идет не о пенсионном возрасте, не о рабочих местах для студентов, а о самой природе власти в этой стране», — говорит британская писательница и блогер Люси Уодэм, живущая во Франции.
Однако нельзя сказать, что последние демонстрации имеют то же политическое обоснование, на котором были построены революционные баррикады 1968 года, которые определили ход целой эпохи. Это борьба за каждый евро и каждый цент, чтобы отсрочить тот неизбежный момент, когда система социальных льгот — от короткой рабочей недели до длинных отпусков, от бесплатного здравоохранения до раннего выхода на пенсию — начнет рассыпаться.
«Проблема Франции в том, что ее экономикой слишком давно заправляют как своего рода рабочим клубом», — пишет редактор консервативного британского журнала The Spectator.
Если англичане верят в «свободу от правительства», говорится в колонке, французы «до сих пор любят «большое государство» и визжат от ужаса перед перспективой быть отнятыми от его груди».
Французы также платят большие профсоюзные сборы и ожидают соответствующего вознаграждения. Пенсии во Франции могут составлять до трех четвертей от зарплаты (в Великобритании — чуть больше двух пятых).
Англичане, конечно, тоже иногда выходят на демонстрации. Митинги, переходящие в жестокие столкновения, не раз меняли политический курс страны, как в случае с протестами против подушного налога, предложенного Тэтчер. В 2000 году акции дальнобойщиков лишили всю страну бензина.
Но наследие тех времен в большей степени определяется тем, что протестов стало меньше, а не тем, что они считаются оправданными.
«В Англии растет чувство недовольства, — на сайте британской газеты The Guardian пишет Тарик Али, один из бывших лидеров тех, кто когда-то выходил на баррикады. — Французская эпидемия может прийти сюда, но власти ничего не изменят. Стар и млад боролись с Тэтчер и проиграли. Ее преемники из «новых лейбористов» сделали все, чтобы ее «достижения» были закреплены надолго».
Некоторые — например, «старая гвардия» лейбористов — также подозревают, что консерваторы возвращаются к своей старой цели: улучшить жизнь богатых и растоптать бедных.
Нынешние ограничения на траты вводят выпускники частных школ и лучших университетов, которые традиционно служат первым шагом на пути к власти для членов элиты, имеющих доступ к платной медицине, школам, портфелям акций и частным пенсионным фондам. По словам многих экономистов, тяжелее всего придется тем, у кого такого доступа нет.
«Мы видим, как люди радуются самым серьезным сокращениям трат на общественные нужды на нашей памяти», — заявил в парламенте Алан Джонсон, член оппозиционной партии лейбористов.
Если Великобританию охватит волна протестов, классовые различия будут важнее чувства солидарности. Великобритания — более классовая страна, чем Франция. Богатство здесь больше выставляется напоказ, нищета более очевидна. Англичане научили ходить по головам ради личной выгоды, а французы гордятся своим гуманным обществом.
«Социальные столкновения — часть демократии в нашей стране, — говорит премьер-министр Франсуа Фийон. — Но и социальный консенсус — тоже».
Конечно, англичанам присуще врожденное стоическое отношение к жизни, связанное с духом стойкости перед лицом трудностей, показанным во Вторую мировую войну.
«Англичане больше не бастуют, и мы уж точно не выходим на улицы подобно нашим собратьям по другую сторону Ла-Манша. Или этому суждено вскоре поменяться? — пишет колумнист Мехди Хасан в левом журнале New Statesman. — Мы — разделенная нация. Удар нанесен. Кровь пущена».